Оглавление
Центры боли и удовольствия
Иногда высказывается мысль, что подобные эксперименты могут дать в руки правительств, неразборчивых в средствах, — а в мире таких много — орудие контроля над своими гражданами. Можно, например, вообразить правительство, которое вращивает сотни крохотных электродов в «центры боли» и «центры удовольствия» в мозги новорожденных, а потом подает на эти электроды радиосигналы — вероятно, с помощью секретного кода или на частотах, известных лишь правительству. Когда ребенок вырастет, правительство сможет посылать сигнал в его центр удовольствия, если будет качественно выполнена дневная норма работы, в противном случае с помощью аналогичного радиосигнала раздражался бы центр боли. Подобое видение может возникнуть лишь в ночных кошмарах, и я не думаю, что оно способно служить доводом против экспериментов по электрическому раздражению мозга. Скорее уж это довод против контроля правительств над больницами. Любой народ, который позволит своему правительству вживлять подобные электроды, тем самым уже заслуживает той участи, которая отсюда проистекает. Как и в случае с любыми технологическими кошмарами, главная задача здесь — предугадать те новшества, что могут быть созданы, дать народу знание об их пользе и вреде и воспрепятствовать злоупотреблениям этими новшествами на административном,бюрократическом и правительственном уровнях.
Уже сейчас есть ряд психотропных и влияющих на настроение средств, которые в различной степени опасны для человека (этиловый спирт среди них — одно из наиболее вредных и широко распространенных) и которые воздействуют на специфические части Р-ком-плекса, лимбической системы и неокортекса.
Есть основания полагать, что многие алкалоиды и другие средства, влияющие на человеческое поведение, оказывают свое действие потому, что они химически близки к некоторым небольшим естественным пептидным молекулам мозга, например, эндорфинам. Многие из этих пептидов воздействуют на лимбическую систему и связаны с нашим эмоциональным состоянием. Сейчас уже возможно создавать небольшие молекулы белков, представляющие собой любую заранее заданную последовательность аминокислот. Таким образом, недалеко то время, когда будет синтезироваться огромное разнообразие молекул, способных вызывать различные эмоциональные состояния, включая крайне редко нами переживаемые, а возможно, и даже такие, какие мы вообще никогда не испытываем. Это один из многих примеров будущих достижений нейрохимии — достижений, которые могут доставить людям как много добра, так и много зла. Все будет зависеть от ответственности и мудрости тех, кто проводит подобные исследования, управляет ими и применяет их результаты.
Когда я выхожу с работы и сажусь в автомобиль, я автоматически еду домой, если, конечно, сознательно не ставлю перед собой другой цели. Когда я выхожу из дома и сажусь в автомобиль, то какая-то часть моего мозга устраивает дело таким образом, что в конце своего пути я оказываюсь на работе, опять— таки если я не предпринимаю сознательно волевого решения, чтобы попасть в другое место. Если я меняю дом или работу, после короткого периода обучения новые адреса вытесняют старые, и тот механизм мозга, который ведает моим поведением, с готовностью приспосабливается к новым координатам. Это очень похоже на то, как если бы мозг самопрограммировал ту свою часть, которая работает как цифровой компьютер. Это сравнение становится все еще более поразительным, если принять во внимание, что эпилептики, страдающие психомоторными приступами, часто ведут себя вполне сравнимым образом, с той лишь разницей,быть может, что они несколько чаще проезжают на красный свет, чем это обычно делаю я, и совершенно не помнят о своих действиях после того, как приступ пройдет. Такой автоматизм типичен для височной эпилепсии, он характерен также для того состояния, что мы испытываем в первые полчаса после пробуждения от сна. Конечно, не весь мозг работает как простая цифровая вычислительная машина, например та его часть, которая осуществляет перепрограммирование, действует иным образом. Но имеющегося сходства достаточно для того, чтобы предположить, что можно конструктивно организовать совместную работу электронных вычислительных машин и во всяком случае некоторых частей мозга.
Испанский нейрофизиолог Хосе Дельгадо построил действующий контур обратной связи, в который были включены электроды, вживленные в головной мозг шимпанзе, и находившаяся на некотором отдалении электронная вычислительная машина. Сигналы от мозга к ЭВМ и обратно передавались по радио. Сейчас миниатюризация электронных компьютеров достигла такого состояния, когда подобная обратная связь осуществима и без всякого радио — компьютер можно разместить на теле шимпанзе. Не составляет труда создать устройство с подобного рода обратной связью, которое будет распознавать сигналы о приближающемся эпилептическом приступе и автоматически посылать электрические импульсы в соответствующие центры мозга, чтобы предупредить или ослабить приступ. Пока такое устройство невозможно сделать абсолютно надежным, но недалеко то время, когда эта проблема будет решена.
Очки для разума
Вероятно, однажды станет возможным дополнить мозг большим числом «умных» устройств, облегчающих процесс познания, — своего рода очками для разума. Это будет в духе прошлого эволюционного увеличения мозга, и такой процесс, наверное, удастся организовать значительно проще, чем переделать существующий мозг. Возможно, мы научимся хирургическим путем вживлять в мозг маленькие, сменные компьютерные модули или радиотерминалы, которые дадут нам возможность бысфо и успешно выучить язык басков, урду, амхарс-кий, айну, албанский, ну хопи или язык дельфинов, или численные значения гамма-функций и полиномов Чебышева, или язык следов зверей, или все известные юристам прецеденты владения плавающими островами, или установить хотя бы временный, радиотелепатический контакт между несколькими людьми в форме симбиотичес-кой связи, ранее не известной нашему виду.
Между тем вполне реальные способы расширить возможности мозга, особенно те, что связаны с истинно человеческой деятельностью нео-кортекса, существуют уже сегодня. Некоторые из них столь стары, что мы успели забыть о них. Обучение детей в условиях, когда на них не оказывается никакого давления, дает в наши руки чрезвычайно многообещающий и удобный инструмент образования. Письменность — это замечательное изобретение, которое, по существу, представляет собой простую машину для хранения и извлечения весьма разнообразной информации.Количество информации, хранящейся в большой библиотеке, намного превосходит количество информации, содержащейся в геноме человека или в его мозге. Такая информация, конечно, не хранится столь эффективно, как в биологических системах, но она все-таки находится в компактной, удобной для использования форме, а создание микрофильмов, микрофишей и тому подобной техники намного увеличило возможности человечества хранить информацию вне-соматическим способом, то есть вне организма человека.
Однако письменность — это очень простое изобретение. Куда более сложная и многообещающая система хранения и извлечения внесоматической информации заключена в электронном компьютере. Дпя того, чтобы представить нынешний уровень развития компьютеров и написанных для них профамм, можно сказать, что сегодня, они превосходно ифают в крестики-нолики, на уровне лучших мастеров мирового класса — в шашки и достаточно хорошо — в шахматы, а кроме того, являются вполне сносными практикующими психотерапевтами. Сейчас существует компьютерная система, которая способна, прослушав исполнение классической или любой иной мелодии, записать ее с помощью общепринятой музыкальной нотации. Количество хранимой информации и скорость, с которой она обрабатывается компьютером, поистине удивительны.
Профамма недирективной психотерапии, разработанная Джозефом Вайзенбаумом из Массачусетского технологического иститута, являет собой хороший пример пригодности компьютерных профамм в области психотерапии. (Между прочим, эта профамма далеко не самая сложная и объемная из ныне существующих). После того, как эта психотерапевтическая профамма была создана, врачу-психиатру было предложено общаться с ней с помощью клавиатуры входного устройства компьютера.
Это общение первоначально задумывалось как имеющее чисто эвристический смысл, но оно вполне может выйти из-под контроля — во всяком случае со стороны человека. Разговор начинает и ведет психиатр (человек, а не профамма):
Доктор, у меня ужасная новость.
Вы говорите, у вас ужасная новость?
Да, в Массачусетском технологическом институте создана профамма, которая погубит нас.
Почему вы так считаете?
Я видела, как она работает.
Вы говорите, что видели, как она работает?
Посмотрели бы вы, какое это страшное зрелище — вам надо увидеть это.
Вы думаете, я должна увидеть это?
Вы кажетесь мне удрученной.
В вашем воображении, вероятно, мы оба кажемся друг другу удрученными.
Да, вероятно.
Я понимаю.
Я тоже.
Вы говорите, что вы тоже понимаете?
Мы оба в одинаковом положении по отношению к этому компьютеру.
Не лучше ли нам продолжить разговор о вас?
Вы успокаиваете меня.
Почему вы думаете, что я успокаиваю вас?
В такое-то время вы хотите говорить обо мне.
Почему вы думаете, что я хочу говорить о вас?
Потому что вы разделяете мои чувства относительно этого проклятого компьютера.
Какой вывод вы делаете из этого?
Разумеется, что вы тоже ненавидите компьютеры.
Вы думаете, что я тоже ненавижу компьютеры?
А почему бы и нет, разве в них есть что-нибудь человеческое?
Быть может, именно это нам и надо выяснить.
Например, ни один компьютер не может разговаривать так, как вы.
Я не могу понять, как это кого-то может одурачить простая машина.
Вы в самом деле не можете?
Да, ведь в конце концов в программе компьютера нет ничего творческого.
Вы мне возражаете?
Я убежден, что я прав.
Вас беспокоит то, что вы уверены, что вы правы?
Нет, нисколько, ни в малейшей степени.
Вы мне возражаете?
Но ведь вы сказали, что согласны со мной.
Разве это то, что вы от меня слышали?
Почему вы не попробуете разубедить меня в том, что все, что умеют делать компьютеры, — это перемалывать цифры.
Вы хотите, чтобы я попыталась переубедить вас?
Но вы не можете сделать этого.
Вы думаете, что я не могу сделать этого?
Ну вот, например, может ли компьютер в такой беседе, как у нас с вами, предложить новую тему?
Вы почему-то совершенно избегаете разговоров о своих родителях.
Точно так же, как и вы сами.
Вы думаете, что и я избегаю таких разговоров?
Да, и в этом как раз видна разница между человеком и компьютером.
Понимаю. —
Этому машинному психиатру не достает человеческой тонкости, знаний и интуиции, он всего лишь механическое (разумеется!) устройство, лишенное гибкости и относительно нечувствительное к эмоциональным оттенкам и всему, что не выражается словесно. И тем не менее он ведет беседу куда разумнее, чем многие. Поражает его реакция на реплику о «новой теме». Впрочем, скорее всего она объясняется лишь счастливой случайностью. Машина запрофаммирована таким образом, что она следит за частотой появления таких слов, как «мать», «отец», «родители» и им подобных, и если по компьютерным часам прошло заданное время, а ни одно из этих слов ни разу не было употреблено, то профамма побуждает машину напечатать: «Вы почему-то совершенно избегаете...». Но, появившись именно в данном месте беседы, ремарка эта производит странное впечатление: как будто машина способна испытывать озарения.
Но в чем еще состоит психотерапия, как не в требующем глубоких знаний крайне непростом умении фамотно реагировать на различные человеческие ситуации? И не запрофаммирован ли психиатр таким образом, чтобы давать подобные реакции? Недирективная психотерапия основывается на весьма простых профаммах, а для возникновения озарений нужна профамма, лишь немного более сложная. Эти слова никоим образом не имеют своей целью развенчать профессию психиатра, они несут в себе только благую весть о том, что фядет машинный разум.
Оглавление |
Далее =>>
|
