ЭВМ пока еще не достигли той степени развития, чтобы можно было рекомендовать широкое распространение компьютерной психотерапии. Но надежда когда-нибудь создать чрезвычайно терпеливых, доступных и компетентных хотя бы в некоторых вопросах компьютерных врачей не кажется мне тщетной. Некоторые из уже существующих машинных профамм заслужили высокую оценку больных, поскольку такой врач полностью лишен каких-либо пристрастий и всегда готов тратить сколько угодно времени на своего пациента.
В Соединенных Штатах сейчас создаются компьютеры, которые будут способны обнаруживать неисправности в своей собственной конструкции и определять их причину. После того как будут найдены систематические ошибки в работе машины, вышедшие из строя элементы ее автоматически заменяются либо выключаются из схемы. Ремонт будет осуществляться за счет заложенного в схему резерва, эффективность ремонта станет проверяться с помощью регулярно прогоняемых тестовых профамм, а результат выполнения каждой из них известен заранее. Существуют уже профаммы — например, для компьютеров, ифающих в шахматы, — которые могут учиться на собственном опыте или же усваивать опыт, накопленный другими компьютерами. Вычислительные машины с каждым днем выглядят все более умными. А поскольку управляемые профаммы становятся настолько сложными, что даже их создателю не по силам сразу же предугадать все возможные реакции машины, возникает ощущение, будто у компьютеров есть если не разум, то хотя бы свобода воли. Даже бортовая ЭВМ «Викингов», имеющая память всего только в 18000 слов, уже находится на этом уровне сложности: нам не во всех случаях дано знать, как именно поступит она, получив данную команду. Если бы мы знали это, то могли бы сказать, что она «только» или «просто» машина. Но поскольку мы этого не знаем, то невольно начинаем подозревать у нее настоящий разум.
Положение очень похоже на то, которое описано сразу двумя древними авторами — Плутархом и Плинием. Эта знаменитая история, дошедшая до нас через столетия, заключается в том, что некая собака, искавшая своего хозяина по его следам, добежала до места, где дорога разветвлялась. Принюхиваясь, она помчалась по левому ответвлению, затем остановилась, вернулась к развилке и, также нюхая землю, устремилась по среднему пути. Пробежав небольшое расстояние, собака вновь вернулась в исходную точку и теперь уже без всякого принюхивания радостно бросилась вдоль правого ответвления дороги.
Монтень, комментируя эту историю, утверждал, что в ней ясно просматривается собачья силлогистика: мой хозяин ушел по одной из этих дорог, но не по левой и не по средней, следовательно, по правой, и поэтому мне нет никакой надобности проверять этот вывод с помощью запаха — он подтверждается прямой логикой.
Сама возможность подобных рассуждений у животных, пусть даже и не в столь явно выраженной форме, беспокоила многих, и задолго до Монтеня Фома Аквинский безуспешно пытался разобраться в этой истории. Он приводил ее в качестве поучительного примера того, как может создаться впечатление наличия разума в случае, когда в действительности он отсутствует. Фома Аквинский не предложил, однако, никакого удовлетворительного объяснения поведению собак. Совершенно очевидно, что весьма точный логический анализ может выполняться при полной неспособности к словесному выражению мысли.
В своем подходе к машинному разуму мы находимся в сходном положении. Машины сейчас переступают важный порог, за которым они кажутся непредубежденному человеку разумными. Из-за своего рода человеческого шовинизма или антропоцентризма многие люди не готовы принять такую возможность. Но я думаю, что это неизбежно. По-моему, человеческое достоинство ни в коем случае не принижается из-за того, что сознание и разум оказываются функцией «просто» материи, хотя и достаточно сложно организованной, — напротив, тем воздается дань восхищения изощренности устройства материи и законам природы.
Дух человека — незаменим
Отсюда никоим образом не следует, что компьютеры в ближайшем будущем смогут продемонстрировать нечто похожее на творческий дух человека, тонкость его чувств или его мудрость. Классической, хотя, вероятно, и апокрифической, иллюстрацией этой мысли служит машинный перевод, когда на вход машины подается текст на одном языке, к примеру английском, а на выходе ее получается текст на другом языке, скажем китайском. Рассказывают, что по завершении работ по созданию наиболее совершенной программы машинного перевода на демонстрацию ее в действии была приглашена делегация, в которую входил американский сенатор. Сенатора попросили предложить английскую фразу для перевода. И он, не задумываясь, сказал.
Машина деловито выдала листок бумаги, на котором было написано несколько китайских иероглифов. Но сенатор не умел читать по-китайски. Потому, чтобы завершить испытания, профамму запустили в обратную сторону: на вход машины подали китайские иероглифы, а на выходе она должна была выдать английский перевод. Посетители столпились вокруг нового листка бумаги, на котором была написана фраза, поначалу очень удивившая их.*
(* «Out of sight, out of mind» — английская поговорка, примерно соответствующая нашей «С глаз долой — из сердца вон». Однако первая часть английской поговорки может быть переведена как «исчезнувший из виду, вне видимости», а вторая — как «лишенный разума». Отсюда и буквальный перевод, данный машиной, — «Invisible idiot», то есть «невидимый идиот».)
Существующие программы лишь в самой малой степени способны справляться с проблемами даже не слишком высокой степени сложности. Было бы глупо доверять компьютерам при их нынешнем уровне развития принимать важные решения, и не потому, что компьютеры недостаточно разумны, а потому, что для решения сложной проблемы мы не сможем предоставить в его распоряжение всю необходимую информацию. Но использование людьми систем искусственного интеллекта в разумно ограниченных пределах представляется одним из двух главных действенных способов расширения возможностей человеческого интеллекта в ближайшем будущем. (Другим таким способом является совершенствование программ дошкольного и школьного обучения детей).
Те, кто не рос вместе с компьютерами, обычно боятся их намного больше, чем те, кто привык к ним с детства. Известна история о маньяке-компьютере, который, выполняя роль банковского служащего, регулярно рассылал клиентам банка извещения о том, что за ними числится долг в 00 долларов и 00 центов, и не успокаивался до тех пор, пока не получал чек именно на эту сумму. Но такой слабоумный компьютер нельзя считать представителем всего племени вычислительных машин, а кроме того, его ошибки — это ошибки человека-программиста. Все возрастающее использование в Северной Америке интегральных схем и небольших компьютеров — для обеспечения безопасности полетов, в обучающих машинах, в электронных стимуляторах сердца, в разного рода электронных играх, в устройствах противопожарного оповещения и на авотматизированных заводах (и это еще далеко не полный список) — в высшей степени способствовало уменьшению того чувства непривычости, которое должно было вызвать столь революционное изобретение. Сегодня в мире десятки миллионов компьютеров. Поколение, приходящее нам на смену, я думаю, будет относиться к компьютерам как к совершенно естественному или по крайней мере общеизвестному явлению в их жизни. Ныне достигнуты поразительные успехи и в миниатюризации компьютеров и в снижении их стоимости. По существу, сегодня размеры карманных компьютеров ограничиваются лишь требованием, чтобы их клавиши были достаточно велики для наших больших и неуклюжих пальцев. Не будь этого требованя, подобные компьютеры можно было бы делать размером с ноготь.
Скорость, с которой передается информация в электронных цепях подобных компьютеров, равняется скорости света. По нейронным сетям человеческого мозга сигналы передаются в миллион раз медленнее. То обстоятельство, что маленький и медленно действующий человеческий мозг тем не менее несравненно лучше выполяет неарифметические операции, чем большой и быстрый электронный компьютер, впечатляющее свидетельство того, насколько разумно наш мозг сформирован и запрограммирован — качества, которые он приобрел, разумеется, благодаря естественному отбору. Те, чей мозг был запрограммирован плохо, в конечном итоге не доживали до того, чтобы оставить потомство.
В заключение надо сказать, что изобретение письменности следует считать не только блестящим новшеством, но и бесценным благом для человечества. И если допустить, что мы проживем достаточно долго, чтобы мудро использовать его изобретения, его же слова, я хотел бы сказать и о современных Тотах и Прометеях, которые сегодня создают компьютеры и программы, несущие в себе начала машинного разума. Ибо следующие структурные изменения человеческого разума произойдут, скорее всего, на пути сотрудничества между разумными людьми и разумными машинами.
Разум развился на планете Земля лишь в-последний день Космического календаря. Согласованная работа обоих полушарий головного мозга — это орудие, данное нам природой для борьбы за выживание. И мы вряд ли выживем, если не сумеем творчески и в полной мере использовать свой человеческий разум.
«Наша цивилизация — это цивилизация науки,— провозгласил Джекоб Броновски. — Это значит, что главное для нее — знания и их целостность. Наука — это всего лишь латинское слово, означающее «знание»... .
Знание — вот наша судьба.
Кто лучше думает: компьютер или гроссмейстер?
Среди важнейших событий в шахматном мире особо следует выделить проигрыш Гарри Каспарова матча компьютеру «Гений Пентиум» на соревнованиях в Лондоне. Этот результат прозвучал тревожным звонком для мировой шахматной элиты. Впрочем, посмотрите сами сенсационную партию.
Правда, в недалеком прошлом искусственный шахматный интеллект уже не раз побеждал гроссмейстеров. Эти неудачи воспринимали с раздражением, но объясняли способостями ЭВМ с феноменаль-ной скоростью перебирать возникающие в процессе игры конкретные варианты (до десятков миллионов операций в секунду). Вместе с тем многие специалисты утверждали, что в ситуациях, требующих обобщенной оценки позиции и принятия интуитивных решений, где выбор делается на основе нечетко очерченных признаков типа «лучше», «перспективнее», «опаснее» и т.п., человек всегда сохранит превосходство.
Однако в упомянутых партиях с Каспаровым компьютер продемонстрировал высокий класс игры как раз в тех позициях, которые человеком решаются преимущественно интуитивным путем.Оказалось, что электронный «гроссмейстер» способен хорошо «чувствовать» позиционные нюансы ситуации, проводить целесообразные перетруп-пировки фигур, выжидать и лавировать.
Оценивая в целом успехи в компьютеризации шахмат, можно отметить, что, во-первых, сбывается предсказание М.Ботвинника, сделанное им еще три десятилетия назад, о том, что возможно создание искусственного шахматного интеллекта, превосходящего живых мастеров. И, во-вторых, что современная наука вплотную подошла к решению столь сложной задачи, какой является шахматная игра. Причем задачи, имеющей аналоги с рядом жизненно важных проблем (например, с управлением в сферах промышленности и энергетики, нейтрализацией конфликтов и др.). Таким образом, методы, использованные при разработке электронного «гроссмейстера», могут быть применены в других областях.
Но как сложится дальнейшая судьба шахмат? Неужели чемпионам древней игры уготована лишь роль спарринг-партнеров, фактически «мальчиков для битья» при ЭВМ? При всем уважении к многовековой истории шахмат вряд ли на этот вопрос можно дать оптимистичный ответ.
Напомним, что состоявшееся в последнее десятилетие внедрение в практику шахмат вычислительной техники уже в значительной мере изменило игру. Использование шахматистами персональных компьютеров позволило передоверить машине дебютную подготовку и анализ многих позиций. А теперь, когда ЭВМ с успехом осваивает тонкости позиционного маневрирования, необходимость и целесообразность человеческого участия в шахматной борьбе с еще большей неизбежностью сокращается. Происходящий процесс по своей неумолимости напоминает свертывание шагреневой кожи в новелле Бальзака.
Высказывалось мнение, что наступление искусственных шахмат не так уж страшно: компьютеры, мол, будут состязаться между собой, а людям останутся их «человеческие» чемпионаты. Однако вряд ли стоит доверяться этому идиллическому прогнозу, особенно в отношении шахмат на профессиональном уровне.
Можно предположить, что мастера и гроссмейстеры со все возрастающей интенсивностью будут прибегать к подсказкам со стороны компьютера. Невозможно будет проследить за использованием технических средств, и соревнование, мыслимое как состязание человеческих умов, фактически превратится в противоборство компькгПров.
Сомнительно также, что вызовет интерес разыгрывание каких-либо позиций, если будут известны алгоритм их решения и ожидаемый результат. К примеру, вероятно, никому не захочется применять рискованный «вариант Дракона» за черных, если будет доказано, что белые определенным путем добиваются значительного преимущества. В начале века сотни тысяч людей увлекались игрой «15», смысл которой заключался в перемещении фишек на обусловленные места. Однако интерес мгновенно угас, когда был найден алгоритм решения. В течение столетий шахматы привлекали тем, что позволяли человеку удовлетворять в игре свою потребность в самостоятельном творчестве, освоении неизведанного. С раскрытием тайн игры интерес к творческому содержанию шахмат будет падать.
Наступление компьютеров может отвлечь интерес спонсоров, без которых спорту и культуре в настоящее время существовать трудно. Сейчас они дают деньги, привлекая в своих рекламных целях шахматных звезд, ярких и не очень. Прогресс компьютерных шахмат, по-видимому, переключит внимание спонсоров с живых гроссмейстеров на электронные. А живые скорее всего будут финансироваться лишь для демонстрирования побед компьютеров той или иной фирмы.
***
Итак век электронной памяти — в расцвете. Вот одна из последних новинок. Обладающую рекордным объемом памяти компьютерную микросхему разработали совместно японские компании Эн-И-Си и «Хитачи». Новый чип обладает способностью запоминать информацию ровно в 1 млрд бит — этого достаточно, чтобы например, записать на него 16 раз полное собрание сочинений Уильяма Шекспира — 38 пьес, 150 сонетов и две поэмы.
