Если верить теории Дарвина, то в самом начале своего жизненного пути человечество жило в абсолютной гармонии с окружающим миром. Прыгало себе с ветки на ветку, кушало спелые фрукты и кидалось косточками в каких-нибудь саблезубых мышей. Благодать, да и только!
Однако, вскоре ситуация изменилась. Наши далекие предки быстро смекнули, что вегетарианство до добра не доведет, и открыли сезон охоты, продолжающийся по сей день. А там уж слово за слово, человек встал на ноги, взял в руки палку и совершенно справедливо решил, что все вокруг – и тропинки, и лесок, в поле каждый колосок – принадлежит ему и только ему.
Тогда-то и начались попытки присвоения четырех первоэлементов – воздуха, земли, воды и огня. И если с воздухом вопрос как-то сам собой отпал, а земля и вода сдались без боя и перешли в народное достояние, то с огнем человеку пришлось изрядно помучиться. Огонь – это не какая-нибудь груша, его с ветки не сорвешь, в карман не положишь. Да и характер у стихии оказался прескверный: при любом удобном случае огонь норовил если не спалить человеку жилище, то хотя бы испортить вкус жаркого из мамонта. Так в историю вошло и прочно закрепилось понятие «пожар».
Сухой язык ГОСТ 27331-87 от 01.01.88 дает следующее определение: пожар – неконтролируемое горение вне специального очага, приносящее материальный ущерб. На деле же пожарам выпала честь сыграть немалую роль в истории цивилизаций, великих империй и маленьких государств.
Так, в 64 году нашей эры запылал «вечный город» Рим. Масштабы пожара и количество жертв остались неизвестны, однако последствия знает каждый школьник, догрызший гранит науки до курса истории древнего мира: Великий Римский пожар стал поводом для гонения христиан, с легкой руки Нерона обвиненных в поджоге. Спустя 1869 лет эта история повторилась, с той разницей, что вместо Рима горел Рейхстаг, а место злобных христиан-поджигателей заняли немецкие коммунисты, которых ничтоже сумняшеся обвинили в попытке захвата власти.
Однако вернемся к событиям глубокой древности, где пожары из стихийного бедствия превратились в механизм политического воздействия. Лучше всех на себе этот механизм испытала легендарная Александрийская библиотека, бывшая некогда крупнейшей библиотекой античного мира. Первопроходцем в библиотечных поджогах стал Юлий Цезарь, подавлявший внутреннюю распрю и попутно спаливший половину бесценных свитков. Спустя 200 лет император Аврелиан решил продемонстрировать свое превосходство непокорным вассалам. Что он сделал в первую очередь? Правильно – спалил Александрийскую библиотеку! Спустя сто лет восстановленную по крупицам библиотеку подожгли в третий раз, а в 646 году жемчужина науки античности вспыхнула в четвертый и последний раз.
Великие пожары пережили практически все более-менее значимые мировые столицы. В 1666 году практически дотла сгорел Лондон, в 1842 году четверть Гамбурга превратилась в пепелище, а в 1871 году Великий Чикагский пожар уничтожил большую часть города Чикаго. На долю же Москвы такое сомнительное удовольствие, как городской пожар, выпадало аж три раза. И все три раза Москва, подобно птице Феникс, восставала из пепла, приобретая куда более привлекательный облик, чем до стихии.
Но оставим предания старины глубокой – даже в наше время в Москве произошло как минимум три пожара, бывших на слуху у всей страны. Разумеется, речь идет об Останкинской телебашне, Московском Манеже и клубе «Дягилев». Первые два уже успели войти в своеобразный список самых известных пожаров.
Третий же, метко названный гламурным костром в центре Москвы, отозвался болью в сердцах тусовщиков всей страны, среди завсегдатаев клуба и тех, кто страстно, всеми фибрами души мечтал хотя бы раз пройти строгий фейс-контроль и оказаться под сводами этого пристанища для скучающих олигархов. Столичные клабберы еще долго будут ностальгировать по самому гламурному местечку столицы. Конкурентов у «Дягилева» было мало, а альтернативу ему найти сложно. Ведь на этой площадке проходили все самые статусные мероприятия столицы.
Но что это мы все о грустном, да о грустном? Ведь помимо основного своего значения, слово «пожар» испокон веков носило аллегорический характер. Вряд ли найдется хотя бы один поэт, не употребивший хоть раз в жизни романтическую связку «пожар любви». Вроде бы тот же пожар, а как меняется смысл!
Если верить теории Дарвина, то в самом начале своего жизненного пути человечество жило в абсолютной гармонии с окружающим миром. Прыгало себе с ветки на ветку, кушало спелые фрукты и кидалось косточками в каких-нибудь саблезубых мышей. Благодать, да и только!