Как Крымская война «аукнулась» на Белом море?

Нет, Крым и Ташкент классные всё-таки места. Ну, во-первых, тепло. А во-вторых… Там же – яблоки! Но... Если бы кто разрешил мне сделать выбор, то, несмотря на исключительно трепетное отношение к плову, я бы без каких колебаний отдал пальму первенства именно Крыму. Только потому, что там есть такое чудо, как море…

Действительно, как только мы вспоминаем о Крымском полуострове, сразу же прямой ассоциацией рядом с ним становятся Чёрное море и… Севастополь. Город гордости и славы российского черноморского флота, выдержавший в период Крымской войны 1853-1856 годов героическую одиннадцатимесячную осаду. И потому прямая ассоциативная цепочка между Крымским полуостровом, Чёрным морем и Севастополем – это, наверное, правильно. А вот когда мы то же самое делаем по отношению к Крымской войне…

Да, в большинстве случаев, эта ассоциация тоже сработает. Но, как сказали бы ребята в фуражках с зелёным околышком, это будет уже ложная «сработка». Потому что в эту войну русская армия обороняла не только Севастополь, боевые действия, помимо Чёрного, велись ещё на пяти морях.

Правда, о всех них, да прямо сейчас… Нет. Это просто нереально. Может, кто другой? Или в следующий раз… А сегодня – о Белом.

Здесь боевые действия велись в теплое время года. Присылаемые к арктическому побережью соединенные англо-французские эскадры пытались блокировать побережье, уничтожать торговые и промысловые суда местных жителей, обстреливали небольшие города и деревни. Само собой, мимо Соловков ворог пройти никак не мог.

Но там его уже ждали. И не просто ждали, но, как могли, готовились. Ещё весной 1854 года из Архангельска на Соловки посылается нарочный с сообщением об опасности вражеского нападения. Из состава братии, работников и богомольцев срочно набирается отряд охотников, пересматривается старый арсенал. В результате чего выясняется, что в монастыре имеется «20 пудов пороху, копья, множество бердышей и секир времен Федора Иоанновича». И всё… Потому восемь пушек со снарядами, прибывшие в мае из Архангельска, были как нельзя кстати.

6 июля к Соловецкому монастырю подошли два паровых английских шестидесятипушечных фрегата, «Бриск» и «Миранда». Пытаясь вступить в переговоры с монастырем, английская команда стала выставлять на мачтах сигнальные флаги. Однако незнакомые с морской флажной сигнализацией монахи хранили молчание, а два сигнальных выстрела с корабля были восприняты как начало боевых действий. В завязавшейся перестрелке одно из ядер попало в стоявшую ближе к берегу «Миранду», повредило фрегат, получивший пробоину, и заставило англичан уйти за мыс. После трех десятков выстрелов канонада умолкла.

Такая неслыханная дерзость до края возмутила англичан.

Утром следующего дня к берегу подошло английское гребное судно под парламентерским белым флагом и передало письмо на английском и русском языках. Флагман эскадры заявил, что монастырь, обстреляв английский флаг, выступил как военная крепость, и потребовал сдачи «гарнизона» вместе с вооружением. Соловецкий игумен, архимандрит Александр (Павлович), резонно возразил, что монастырь открыл огонь после выстрелов с кораблей и что «оружия, флагов и других военных снарядов монастырь не имеет и поэтому сдавать нечего...».

Переговоры, как и следовало ожидать, закончились ничем. На монастырь понеслись новые ядра. Интенсивный обстрел обители продолжался около девяти часов, по ней было выпущено примерно тысяча восемьсот ядер и бомб, которых, по признанию противника, хватило бы для разрушения нескольких городов. Но после девятичасовой канонады, не приведшей ни к каким сколько-нибудь серьёзным разрушениям, англичане вынуждены были оставить монастырь в покое. Человеческих жертв среди оборонявшихся не было.

В следующем, 1855 году, неприятель появился у стен монастыря 15 июня. В этот день большой линейный винтовой корабль стал на якорь в пяти верстах от крепостной стены. Англичане, высадившись на Заяцком острове, перестреляли монастырских баранов, сняли план соловецких укреплений, интересовались численностью гарнизона.

Вечером 17 июня, покидая остров, офицер вручил старику-сторожу, монаху Мемнону, для передачи архимандриту записку следующего содержания: «Мы будет платить за всякий скот и овец, которые мы взяли; мы не желаем вредить ни монастырю, ни другому какому-либо мирному заведению. Лейтенант корабля е. в. Феникс». Но… в монастыре её так прочитать и не смогли. Что неудивительно. Английского языка монахи не знали. Хорошо, хоть старшой велел старцу на словах передать начальнику монастыря, чтобы он прислал им быков на мясо. За ответом англичане обещали прибыть через три дня.

Точно в означенный срок, 21 июня 1855 года, уже два парохода, английский и французский, опять остановились у монастыря. Неприятель интересовался ответом на свою записку. Получив отказ, Мемнона отправили к настоятелю с очередной запиской, в которой выражалось желание видеть самого начальника монастыря и разговаривать с ним. Коверкая русские слова, иностранцы писали архимандриту: «Мы просим, что вы нами честь делали у нас будет. Мы хотим вас угостить... Мы просим, что вы приказали что нам волы продали. Что вам угодно мы заплочим.» Вот так именно и писали.

Архимандрит «сделал честь». Встреча состоялась 22 июня на берегу Кислой губы в трёх километрах к югу от монастыря. Английский офицер требовал мяса. На что Соловецкий настоятель ему отвечал, что быков в монастыре нет, есть коровы, которых отдать он не может, так как они кормят молоком монахов. Англичанин офицер попробовал припугнуть собеседника тем, что: «Явится здесь сильный флот, где будет наш главный начальник на таком корабле, что вы от одного взгляда будете страшиться и к нему спешить с белым флагом прибыть для испрошения милости монастырю».

Но и это не подействовало на упёртого игумена. Настоятель стоял на своем, заявив, что скот не отдаст. А если неприятель попытается высадиться на остров, то он прикажет перестрелять всех коров и бросить их в море. В такое место, что никто их не найдет.

Кислая губа. Тот самый камень
Тем переговоры и закончились. В память об этом событии на пустынном берегу Белого моря, уже в следующем году, положили огромную каменную плиту, так называемый «переговорный камень», на котором высечена надпись с кратким изложением содержания происходивших на этом месте переговоров. А неприятельские корабли 23 июня так и ушли от островов. Без быков. Правда, перед уходом французы перетаскали на свой пароход годичную норму дров, запасенных старцами…

* * *
Да, конечно, кто-то может сказать, что не слишком громким было эхо Крымской войны на Русском Севере. Не сильно оно аукнулось.

Как по мне… «Тихо», «громко» – понятия оценочные. И что одному – «слабо», другому – «сильнее не бывает». А вот мужество… Оно не может быть больше или меньше. Мужество – оно и есть мужество. И совершенно не важно, кто его проявил – кадровый или отставной солдат инвалидной команды, монах или богомолец. Тем более, не важно где – при обороне Севастополя или Соловков.

Автор: Koнcтaнтин Kyчep
Просмотров страницы: 270