Как это – баня по-карельски? Воспоминания детства

В детстве казалось, нас окружает огромный мир с интересными открытиями, радостными неожиданностями и неведомым будущим. Взрослея, мы окунаемся в череду проблем, и цвета радуги из необъятного разноцветья постепенно сводятся к семи ярко выраженным полоскам.

Затем мир становится еще огромнее и гораздо агрессивнее, а полоски сходятся уже к двум, довольно-таки банальным.

И воспоминания детства возвращаются ностальгической нервной жилкой, пульсирующей где-то в глубине души. Хочется хоть на миг вернутся в то безоблачное безопасное пространство, в котором самым большим горем считался отказ родителей на просьбу погулять еще...

Я вспомнила своего дедушку, Василия Егорыча, который остался в моей памяти добрым немногословным трудягой с редкими волосами и небольшого роста. Жизнь была непростая, семья большая, хозяйство с многочисленными бытовыми обязанностями и скромным бытом.

Я была первой внучкой в семье, и поэтому многое осталось в памяти. Дедушка звал меня «Светуля, миленькая моя», а я его звала дедуля, хотя у меня на тот момент было два деда. Теперь я понимаю, сколько всего я узнала и чему научилась у него.

Самым интересным и удивительным в памяти осталась дедулина баня. Сам он был карел, и это оставляло отпечаток на многом из того, что он делал. Баня была карельской и топилась «по-черному» почти каждую субботу. Это был не просто банный помывочный день, это была целая череда приготовлений и целый ритуал самого мытья.

С утра пораньше нужно было принести воды из колодца. Не помню, сколько делали ходок от колодца до бочки, что стояла в парилке, но занятие это не для слабосильных. Даже мне было выделено два маленьких бидончика, в которых я тоже носила воду в баню, внося тем самым свой детский вклад в общественное дело.

Мне было интересно смотреть, как дедуля отпускал ведро на железной цепочке в темноту деревянного сруба, и слышать, как весело оно плюхается о поверхность студеной воды. Если оно не тонуло в воде, приходилось слегка подергивать цепочку, и когда в руках ощущалась тяжесть зачерпнувшего сполна ведра, ловко крутить отполированную до блеска ручку поворотного бревна.

Если это делалось неаккуратно, ведро раскачивалось из стороны в сторону, ударялось о стенки сруба и расплескивало воду. Но если все шло гладко, цепочка ровными аккуратными кругами наматывалась на бревно, и полное ведро воды появлялось в проеме отрытой дверцы колодезного домика.

Теперь нужно было ловко, не отпуская правой рукой поворотного рычага, левой перехватить ручку ведра так, чтобы не упустить его обратно в колодец и не пролить воду себе на руки и на ноги. Особенно это важно было зимой, когда могла образоваться наледь, которую потом приходилось откалывать топором, да и обливать голые руки ледяной водой на морозе тоже неприятно.

Когда вода из колодезного ведра осторожно переливалась дедушкой в пару ведер, что стояли рядом на скамеечке, то через струю воды было видно все вокруг по-другому, солнце играло как-то по особенному, было очень зелено и почему-то весело.

Потом колодезное ведро аккуратно вешалось на гвоздик на внутренней стороне колодца, дверца прикрывалась с глухим стуком, и тут начинало свою работу коромысло. Опять же очень аккуратно, перекинув его через плечо и слегка присев, дедушка подцеплял оно ведро крючком, поворачивался другим боком ко второму ведру, цеплял его и, выпрямившись и стараясь не расплескать, шел в сторону бани. Я шагала сзади со своими бидончиками и смотрела, как неподвижно висят ведра на коромысле и как раскачивается худенькое тело деда ниже плеч. Идти приходилось не много, но и не мало, учитывая, что ходок нужно было сделать достаточно, да еще в скором темпе. Если еще кто-то из родственников был в это время не занят, то дело спорилось. Я, конечно, уставала раньше всех и сидела на завалинке, радостно наблюдая за происходящим.

И вот когда большая деревянная бочка для горячей воды в углу парилки была полна, а вода в большущей алюминиевой кастрюле без одной ручки отражала оконце, дедушка начинал колдовать с печкой. Что и как он делал, не знаю, поскольку меня всегда выпроваживал на воздух. Открывать люк на дымовой трубе на крышу меня тоже не пускали (мала еще, свалишься). Но в дровяничку по дрова заходить разрешали. И когда рассеивался дым, выходящий из двери предбанника, и из парилки слышалось потрескивание, мне объявляли, что до мытья я свободна и могу гулять. Подходила пора обеда, все собирались за большим семейным столом восьмигранной беседки, обвитой лианами «бешенного огурца», похлебать щей, а баня все еще топилась.

Когда, наконец, наступало нужное время, дедушка брал большую совковую лопату, выносил из бани красные угли и скидывал их в таз с водой. Они грозно шипели и отчаянно отбивались дымом, но вскоре умолкали и обиженно, как мне казалось, лежали на дне таза с водой. Теперь за дело принимался веник в дедушкиных руках, выметая весь мусор из парилки и предбанника. Потом дедушка поднимался на крышу и бережно закрывал заслонку на трубе, чтобы тепло не уходило даром.

Тут уж наступал черед бабушки, которая отмывала простой некрашенный пол в парной, стелила чистые половики в предбанник, развешивала банные полотенца на крючки, раскладывала чистое белье на лавке и ставила на табурет ведро с колодезной холодной водой с черпаком для желающих.

И так, все было готово. Первым в баню шел дедуля. Это было неписанное семейное правило. Первым идут обычно те, кто любит крутой пар. Сейчас я удивляюсь, как такой маленький, щуплый человек выдерживал такие серьезные нагрузки? Двужильный был, что ли?

Остальные выстраивались в очередь в соответствии с возрастом и пристрастиями к жару парилки. Сначала мылись взрослые, потом купали детишек, а под конец затевались небольшие постирушки.

Когда деда выходил из бани раскрасневшийся, расслабленный, в брюках и нижней рубахе с полотенцем через плечо, все заглядывали ему в глаза и ждали оценки сегодняшней бани. Василий Егорыч давал указания, как сегодня поддавать, какой веник лучше и сколько заходов можно сделать.

Потом он наливал крутую заварку в граненый стакан, брал блюдечко с колотым сахаром, щипчики и усаживался боком на скамью, что шла вдоль всей стороны бани. Расколов несколько кусочков сахара щипчиками на ладони, он аккуратно брал стакан средним пальцем за донышко, а большим за верх стакана и причмокивая, с наслаждением пил чай с сахаром вприкуску, промокая полотенцем выступающий на морщинистом лбу капельками пот. Насладившись несколькими стаканами свежезаваренного чая, одевал верхнюю рубашку и шел заниматься своими привычными делами: косить, ворошить, строгать, пилить и так далее – короче, всем тем, чем занимается не городской житель.

Автор: Пeтpa Cвeтинa
Просмотров страницы: 205