Россия, будущее Традиции

«Не существует собственно профанной сферы, к которой некоторый порядок вещей принадлежал бы по самой своей природе. На самом деле есть только профанная точка зрения, сама являющаяся следствием или продуктом вырождения, происходящего в процессе нисхождения человеческого цикла и его постепенного удаления от изначального состояния. Следовательно, можно сказать, что в предшествующем этому вырождению, т.е. в нормальном состоянии человечества до его падения, все носило по истине традиционный характер. Все рассматривалось в сущностной зависимости от принципов и в согласовании с ними таким образом, что профанная активность, т.е. отделенная от этих принципов и их игнорирующая, могла быть только чем-то совершенно непостижимым»<1> Россию нередко называют традиционной страной, во всяком случае, более традиционной, чем западные страны. Верно ли это? Причем, под традиционализмом нередко понимается совсем недавнее и отнюдь не имеющее никакого отношения к традиции устройство общества в России в Х1Х веке, или чуть пораньше. Признаками традиционности называют совсем внешние явления социальной и культурной жизни, например, монархическое устройство, или «православие, самодержавие, народность». Все это очень далеко от традиции, а есть лишь довольно случайные исторические формы. Если принять точку зрения Р.Генона, то традицию в русской истории придется искать в таких непроглядных глубинах истории, что и разглядеть ее будет трудно.

Очевидно, что, размышляя о судьбах стран и народов, пользуются довольно неопределенными понятиями «история», «традиция», «современность», что вполне объяснимо, ведь это не является областью строгой науки, здесь даже не приходится рассчитывать на «истину факта»; ясно, что история сочиняется заинтересованными лицами, ими же задается образ современности, не говоря уже о поддельных «традициях». Философы «современности» обычно противопоставляют себя классике, взятой на какой придется исторической глубине, чаще всего, это немецкая классика или греческая античность. Естественно, что при этом философское исследование оборачивается одновременно детективным романом и научной фантастикой. Нет более предательской позиции по отношению к «любви к истине», ведь этой любви изменяют с «духом времени». Современность — это очень расплывчатое понятие, если она не присутствие трансцендентного, то тогда она скользит по оси исторического времени, а то, что видно и бросается в глаза, оказывается для большинства самым интересным. Однако на деле для Абсолютного Духа (если по Гегелю) все представшее в современности пребывает в давно прошедшем времени, иными словами, «современность» всегда уже слишком устарела, а то, что поистине современно, т.е. наиболее близко подошедшее к моменту настоящего времени (решающего, так сказать), как правило, никому не известно; история творит в тайне, а истина и любовь к ней никак не зависят от современности и от времени вообще, хотя и разворачиваются в нем. Но это так, если речь идет о первофилософии, западная же философия, и русская как ее вариант, — это немножко логика, немножко комментариев к трактатам предшественников, а остальное литература и филология, словесность в полноте смысла этого слова. Но это не то «слово», которое способно сломить печати, запечатавшие ушедшую из виду Духовную Традицию, лежащую в основе единства всех культур, как прошлого, так и современности.

Ссылки на историю и различные истоки и взаимовлияния культур, на более или менее произвольно конструируемые судьбы племен и народов почти ничего не дают для понимания России, определения наилучшего для нее способа существования среди других стран, ее геополитической роли, как теперь это принято называть.* Но для прояснения этой роли нужна какая-нибудь рамка соотнесения. Разработанные геополитические схемы нацелены на господство и расширение европейской (а теперь и в американском варианте) цивилизации. Россию эти схемы по своей скрытой интенции учитывают только как пространство, ресурсы, не имея в виду ее собственное самоопределение, возможность существования для самой себя, а не в качестве источника ресурсов и склада отходов для других.

К сожалению, эта вынужденная роль России в мировом сообществе стран исполняется ею давно. Старания утверждать самодостаточность России ссылками на религию, т.е. тем, что она страна православного христианства, называя ее на этом основании самостоятельной цивилизацией, не могут приниматься всерьез (в масштабе исторического времени). Именно в этом качестве, как страна православия, она как раз и принуждается к роли глубокой европейской провинции, окраине цивилизации. Православие, никогда не делавшее акцента на интеллектуальном обосновании своего учения, легко пренебрегающее «умствованиями» в пользу веры (даже, скорее, чувства), не только не превращает Россию в самодостаточную и самостоятельную цивилизацию, но в интеллектуальном отношении вынуждает ее быть всегда на шаг позади Европы. В России в последние >века в калейдоскопическом порядке мелькают все европейские умственные начинания, течения и влияния, нередко приобретая здесь гротескный характер. С этой точки зрения, по отношению к европейской цивилизации Россия оказывается всего лишь окраиной, даже более того — границей, за которой ледяное безмолвие, ничто, и поэтому все явные завоевательные походы с Запада здесь как бы обрушивались в бездну. Граница могла несколько сдвигаться к северу или к югу, не переставая быть границей.

В другом направлении, Восток–Запад, Россию часто называют мостом, посредником, некоей их смесью или синтезом. Но и это тоже надо признать преувеличением. Правда, на территории России действительно географически сходятся Европа и Азия <2> ,Запад и Восток, но их опосредование (или синтез) всегда было и остается для России большой внутренней проблемой; может быть, как раз эта проблема и «выбрасывала» ее из истории. Россия вне истории (Гегель называл русских неисторическим народом) потому, что она на самом деле не является настоящим государством, а лишь страной, несмотря на то, что книги об истории такого государства постоянно пишутся, причем эта история все время оказывается другой. У страны же есть только география, этот «посредник между миром природы и миром духа» — так в неокантианском духе ее назвал немецкий геополитик К.Хаусхофер. В стране, т.е. у нас, нет власти, основанной на более высоком принципе, чем сама жажда власти. У нас, правда, есть управление. Властвующий, авторитет которого обеспечен высшим принципом, — это тот, кто в силах заботиться о стране, управляющий же не хозяин (а мы знаем от С.Булгакова, что цель хозяйствования сверххозяйственная, идеальная), управляющий не будет заботиться о долгосрочной перспективе. История есть только у государств. В государстве нет потребности часто принимать законы, управление же может часто менять законы. Государства в России в исторически обозримом времени еще не было, оно только постоянно строилось. Властвование и управление — суть вещи двух разных уровней; и Советский Союз, и Российская империя были только управлением, да и для него возникают постоянные трудности в пространстве с такими растянутыми коммуникациями и редким населением.

Однако в отсутствие духовного начала власти, государство, очевидно, строится не на высшем авторитете, а на страхе, т.е. человеческие сообщества сцементированы коллективным страхом, но это признак отнюдь не родового сознания, а именно так** организованного; государство — это кристаллизованный коллективный страх, который рассеивается только индивидуальным знанием. Рассеивается страх — рассеивается давление государства. Поэтому у человека есть только два пути: 1) стремиться к личному знанию или же 2) впасть в животное состояние, свойственное массам. Но страха в обществе становится все больше, а истинно знающих все меньше; страх провоцирует неправильные ориентации действия, это запутывает линии судьбы, и Парки режут их наобум! Поэтому основная задача человека, в особенности современного, — это трансформировать страх в личное знание.

Истинное государство — это теократия, т.е. власть истинной иерархии (папа Григорий VII, придумав это слово, имел в виду папство, но мы опустим вопрос, как папство относится к истинной иерархии). В настоящее время истинной иерархии (иерархия означает власть священного) нигде нет, все иерархии сами себе присваивают или каким-то образом стяжают свои места, так как иерарх — это не столько права, сколько обязанности, главная же обязанность состоит в заботе о подвластных. Традиционный властитель не нацелен на управление, подавление или обогащение. Он есть посредник между «небом и землей», проводник космических влияний. Н.В.Гоголь писал именно об этом в своих странных, в глазах обывателя, выражениях («Выбранные места из переписки с друзьями»). Ему казалось, что и земная иерархия может быть исполнена любовью!
В империи возможности трансформировать страх во что-либо более достойное сокращаются, она становится скопищем людей, в той или иной мере не владеющих собой, а руководящий ими — это тот, кто вообще себе не принадлежит.

Император означает управитель, почти что оператор, очевидно, его статус в истинной иерархии значительно уступает статусу властителя, который не только управляет, а осуществляет власть над подданными, т.е. он отвечает перед высшими силами за их судьбу и благополучие, он реализует заботу. Управляющему же безразличны судьбы управляемых, он в равной мере может управлять и машинами, управление имеет смысл только на ступени социальности, т.е. на вполне определенной ступени отчуждения сущности человека. Цепь отчуждения, его ступени начинаются от момента зачатия; здесь реализуется тождество человека с Вселенной, следующая ступень — момент рождения, когда связь с космосом >еще не оборвалась, но тождества уже нет, а есть уже отделенное существование в закрытой телесной и энергетической оболочке. Следующая ступень отчуждения — получение имени, фамилии; следующая — пробуждение пола; затем следуют ступени отчуждения — более или менее полное освоение языка, образование, прохождение набора социальных ролей; последняя ступень отчуждения — смерть. Это возврат к космическому сознанию, пробуждение. В этом смысле социальность есть абстракция определенной ступени разрыва космических связей человека, определенная мера глубины его сновидения. Управление относится только к социальному уровню, власть реализуется и на других уровнях сознания.

В России, конечно, тоже не было истинной иерархии, ведь нельзя же род Романовых считать представителями таковой. Весьма странным было само их появление на Руси (из Прибалтики, наверное, через Литву из Европы): упоминается некий родоначальник Роман Кобыла, весьма странное имя, если оно не цыганское, то указывает, по крайней мере, на то, что родом этот Кобыла был из Рима; кличка тоже непонятная, не может ли она обозначать, что это был каббалист, прибывший из Рима? Писец же записал его непривычное «имя» (специализацию, так сказать) знакомым ему словом. Иногда, впрочем, указывают и на другого Романа, но это не суть важно, а важен тот факт, что в лице последнего больного наследника этой династии мы имеем символ вырождения этого правления. Причем «удерживающим», по православной терминологии, выступал вовсе не Николай II, а именно Г.Распутин (он ведь был провидец и говорил, что если его убьет кто-то из простого народа, то Россия удержится от потрясений, а если кто-то из царского окружения, то империя погибнет). Но исторические предубеждения сильны и часто все меняют местами. Деградация власти и ее представителей неизбежна, если она, власть, в духовном и оккультном плане является лишь подделкой.

Россия как единая страна есть пока что абстракция, в ее истории еще не было такого образования, как государство, которое надежно охватывало бы собою, заключало бы в себе и олицетворяло бы собою единство этой страны. Единство это пока еще только утверждается через негативное, поэтому и восприятие его извне неутешительное. Европейская часть страны, очевидно, воспринимается как задворки западноевропейской цивилизации; Сибирь рассматривается Китаем как «северные территории», как пустое, незаселенное место. Урал и Волга разделают Россию и потенциально представляют собою то место, куда стремится расшириться исламский мир; Америка тоже мечтает «прирастать Сибирью».

Единство России как страны формально, механизм его существования — негативность. В истории часто так бывает: противостояние общему внешнему врагу отвлекает центробежные силы от взаимных противоречий. России не надо выдумывать внешних врагов, их всегда много, хотя об этом дипломатично не говорят. Однако «придумать» неформальную и позитивную объединяющую силу тоже весьма трудно. Ясно, что надежды на религию не оправдываются, религии, скорее, разделяют, тем более так называемые мировые религии, каждая из которых сомасштабна духу империи, и похожи они больше на партии, чем на духовные образования (у них есть организации, взносы, программы, социальные и политические цели и т.п.). Естественно, что они борются между собой за влияние на умы, подобно политическим партиям, в многопартийной системе человечества.
Россия никак не может быть империей; как империя она всегда будет очень быстро (в рамках исторического времени) распадаться, ведь империя соответствует уровню управления, а не властвования, должность императора — военачальник, т.е. управляющий войной. Поэтому империи всегда и рассыпаются: от проклятий покоренных народов.

Мировые религии соответствуют империям как способ духовного управления — способу управления технического. Имперское управление (император-военачальник есть олицетворение насилия) по иерархическому статусу ниже царского властвования. В фигуре идеального царя (понятно, что в истории России мы такого не найдем) должны согласовываться энергетическое, социальное и плотное «тела», с одной стороны, и сущность человека, с другой. Энергетическое «тело» и его воздействие на окружение нередко подменяют понятием харизмы, на самом же деле это самое внешнее и необязательное его проявление: лицо царя может быть неприступным и непроницаемым, тогда как лицо раба всегда угрюмо и забота его тяготит. Главное здесь в том, что очень приблизительно можно назвать магической одаренностью человека. Властелин должен быть, прежде всего, магом. Цари-маги — признак традиционной культуры. Цари-маги принесли свои дары младенцу Иисусу, в христианской доктрине это означает, на деле, расщепление духовной и светской власти, т.е. магическая одаренность царя объявляется мировой религией — в данном случае, христианством — необязательной; >эта роль отделяется от царя и передается «специалисту», религиозному водителю; никакая подлинная теократия с этого момента становится невозможной. И с распространением монополий мировых религий на духовное управление подлинные теократии не находят реального воплощения, оставаясь лишь мечтою, а происходит это от того, что расщепляются магическая (энергетическая) и социальная, а, следовательно, и другие составляющие упомянутой идеальной фигуры царя. В новое время нет царей, остались лишь одни названия, но нет исполнения и наполнения этих наименований. Россия, как большой оптический прибор, как гигантская линза, увеличивает все подобные расщепляющие исторические процессы.

Растянутость коммуникаций делает видимыми и значимыми такие проблемы, какие при близком контакте решаются сами собой и без всяких специальных усилий. Помимо увеличения чисто технических трудностей, здесь возникает чувство дали, необъятного пространства, своего рода отрешенности, а также здесь совершенно другая энергетика (понятно, что в горах одна энергетика, в песчаной пустыне другая, а в лесах третья) и другие духи места, о чем прекрасно были осведомлены люди традиционных культур, а сущность человека должна соответствовать пространству, энергетике и духу места, быть, по крайней мере, сомасштабной им.
Традиционный человек знал, что Земля живое существо, а значит, по аналогии с любым другим живым существом, она обладает и определенным энергетическим строением, а к этой стороне традиционный человек был гораздо более чутким, чем современный. У Земли есть аура, энергетические каналы, киноварные поля, точка сборки, чакры, и вообще к ней можно приложить любые понятия любой энергетической доктрины, созданной людьми, а большая часть ее энергий и соответствующих энергетических образований людям, конечно, остается неведомой, особенно, если они ограничивают круг своего познания физическими взаимодействиями, к которым современная наука, в принципе, стремится свести все объяснения.

Чтобы найти истинную рамку соотнесения для понимания России, надо принять масштаб, сопоставимый с ее пространством. Очевидно, что это нелегко, ведь все социальные, геополитические и исторические доктрины разрабатывались людьми, масштабы понятий которых заданы «тесным» пространством, которое они стремятся расширить; понятно поэтому и их желание разделить неохватное для этих тесных понятий пространство. Но неизвестно, хорошо ли это было бы для них, для России, для судьбы всего человеческого рода, не лишится ли этот род незамутненного зеркала, на которое легко пенять.
Чтобы понять роль России, надо занять точку зрения Земли. Но чтобы суметь эту точку зрения занять, надо уже быть на определенной высоте иерархии человеческих существ, например, быть хотя бы философом в истинном смысле этого слова. Сейчас же, поскольку представителей (по качеству своего подлинного существа, а не по социальному статусу и не самоназваниям) высших каст (или типов человека) на Земле нет, они как бы выветрились за прошлые эпохи, то вряд ли можно сыскать и этот тип философа, способного стать на чью-то высшую — сравнительно со своей собственной, частной, — точку зрения.
Уже давно замечено, что когда сильная половина человечества перестает нести ответственность за судьбу своего рода, то важные и ключевые роли начинают принимать на себя женщины, так например, только женщина имеет право остановить (в более архаических сообществах) исполнение кровной мести. То, что на «троне» — в роли царя, императора, президента — оказались лица женского пола, говорит о глубоком неблагополучии в устроении социального порядка; в России нередко, до революции, во главе правления стояли женщины, что говорит о неразвитости, вторичности форм правления в России, известных в историческое время. В тех социальных формах, в которых развивается совместная жизнь современных (и не только!) людей, на самом деле, нет места подлинному принципу женственности, т.е. любви, ведь формы эти основаны на страхе и на насилии, а вовсе не на «договоре». Иными словами, стремление к власти, эта духовная болезнь, тираническая страсть, может быть, одна из самых коварных страстей («воля к власти», вспомним, была провозглашена, как норма, больным человеком!), поражает даже более устойчивую к болезням разного рода, т.е. женскую, половину рода, ведь абсолютная власть — это уничтожение объекта. То, что «комплекс власти» не только психическая, но и духовная болезнь, хорошо показал Г.П.Климов в своих книгах.

Показательно, что автор концепции Единой Духовной Традиции французский философ Р. Генон рассматривал большевистский режим в России как крайнее проявление западного антитрадиционного духа. И в этом нельзя с ним не согласиться. Так что вся критика Советского Союза в любом отношении должна быть перенаправлена в адрес самих >же критиков, если они выступают с позиций преимуществ западной цивилизации, потому что получается, если продолжить мысль Р.Генона, что это именно Запад, через посредство наиболее активных современных «номад», объективировал и спроецировал на пустой для него экран, на Россию, свою собственную, но утаиваемую от самих себя «империю зла».
Когда Россию представляют воображаемым посредником между Востоком и Западом, то эти понятия берут в очень приблизительном, номинальном смысле. Ведь это утверждение может быть верным, пожалуй, только в географическом отношении, а в любом другом оно сразу теряет свою определенность. Исторически то, что теперь Запад, когда-то в культурном и духовном смысле было Востоком. С другой стороны, когда создают какие-либо теоретические построения о возникновении, становлении, существовании и нисхождении с исторической сцены цивилизаций, то их сопоставляют по каким-то довольно внешним параметрам, которые доминируют или отсутствуют в той или иной цивилизации. Такие противопоставления, как «открытое-закрытое», «священное-светское», или же использующие смену каких-нибудь других ценностей, могут быть в определенной мере случайными. Этот процесс может выстраиваться и в согласии с более масштабными схемами, как, например, в философии истории Гегеля, у которого страны Востока представляли собою разные варианты еще недостаточно раскрывшейся мировой идеи по сравнению с Западом; по отношению к такого рода западоцентризму и любому другому «прогрессизму» концепция Р.Генона меняет оценки на прямо противоположные. В определенном отношении Генон — это Гегель наоборот. Весь ход человеческой истории для него это скорее развертывание от изначальной высшей духовной ступени путем постепенного забвения высших принципов и истин и дегенерация до современного, самого бедственного в духовном отношении, а значит, и во всех прочих моментах, во всем стиле жизни, состояния, которое он находит на Западе, причем это не непрерывный процесс, а циклический.
Очевидно, что ни в гегелевском, ни в геноновском варианте Россия не может быть посредником между Востоком и Западом, она оказалась вне даже столь масштабных исторических схем. Все исторические процессы идут как бы на какой-то внешней стороне, на поверхности (несмотря на то, что самые «непобедимые» в Европе завоеватели именно от России потерпели поражение). Россия — это как бы некий маховик неизвестного дотоле человеку двигателя или снежная лавина, нависающая над всем цивилизованным миром, находящимся «под горой», на плодородных землях; в России заключены какие-то планетарные силы не столько исторического, сколько магико-космического плана. До нашего времени ни Западу, ни Востоку не удалось задействовать эти силы, что, возможно, и к лучшему, ведь в действительности, как Запад, так и Восток имеют и всегда имели дело не с Россией, а со своими собственными в ней эмиссарами.

В этом космическом плане она должна занимать место интеллектуального центра. К слову, герб с двухголовой птицей ей, конечно, совершенно не подходит, он наглядно демонстрирует известное библейское высказывание «царство, разделившееся в себе, не устоит». Пока Россия мыслится состоящей из двух частей (европейской и азиатской, Востока и Запада), или пусть даже не состоящей, а их в себе соединяющей, она предстоит «разделившейся в себе». Третья «голова» тоже не поможет. Нельзя духовную задачу замыкать в географических понятиях. Турция тоже находится между Азией и Европой. Да и любая страна находится между Востоком и Западом в определенном смысле. Это еще ничего не определяет, или определяет не слишком многое. Информационное и духовное определение – это определение будущим.
Россия — не Восток и не Запад, здесь не прививаются с легкостью взятые извне ценности и ориентиры, как это бывает в других странах. Это видно, например, на идее труда. Труд — это чисто локальная западная идеология. Даже свои завоевательские проекты германские геополитики представляли как «вспашку», т.е. как труд. Труд — это зона отчуждения человека от сущего, впрочем, данное усилие всегда оказывается напрасным. Это, прежде всего, социально организованное насилие через навязывание маршрутов (т.е. пространственных схем), расписаний (т.е. временных схем) и технологий (т.е. схем физических усилий). Характер этих схем должен задаваться местными условиями. Навязать России эти схемы (неорганичные для нее) весьма сложно, труд, т.е. «намеренное страдание», никогда не будет здесь ценностью, добровольно принимаемым обязательством. Прямая противоположность этому — Германия, здесь хорошая организация труда, а сам труд является положительной ценностью. Германия — это образцовое государство западной цивилизации на Западе (как Япония — западная страна на Востоке, в которой труд тоже положительная ценность), но ведь победа России во второй мировой войне не была простой случайностью, и не большевизм >победил фашизм, а победило стоявшее на стороне России «намерение Земли», если употребить магический термин, чему, как хорошо известно, есть определенные свидетельства. Тем не менее, претензии на то, что Россия является самодостаточной цивилизацией, не принимаются ни Востоком, ни Западом, ведь это страна, которою на протяжении всей ее истории управляли пришлые чужеземцы, да и население которой тоже приходило из разных мест, проходило сквозь нее, частично оседая. «Нация», это основное понятие, вокруг которого (идеологически) строятся при своем становлении буржуазные государства, так называемые «национальные государства», для таких пространств есть нечто совершенно нереальное. Единство нации — это всегда миф, если, конечно, народ долгое время не живет на каком-то изолированном острове, но он, как всякая идея, начинает «формовать» события, как только внедряется в сознание. По крайней мере, в России нет единства по национальному признаку, высший слой населения, правители и цари, все были пришельцами, начиная от варягов. Какова была программа прибывающих пришельцев, таково же, соразмерно, было и сопротивление мерам проведения в жизнь этих программ (а меры были — насильственная христианизация местного населения, «огнем и мечом», крепостное право и угнетение, сопротивление — бунты и побеги; так, например, во времена Петра I население страны сократилось наполовину, из-за того, что одна часть погибла, остальные разбежались). Эмиссары Запада толкуют о том, что Россия должна стать на путь «цивилизованного развития», а их противники утверждают, что Россия самостоятельная цивилизация и не надо ей никуда вовлекаться, тем более что вовлечение ее в этот процесс было бы подобно стрельбе из пушек по нависающей снежной лавине. А вернее всего было бы сказать, что незачем ей вовлекаться в спор между Востоком и Западом, между ушедшим традиционным духом и материалистически ориентированной современной цивилизацией. Но скрытую мощную потенцию страны невозможно отрицать, однако окажется ли она позитивной или негативной для остального мира, остается загадкой. Сейчас Россия оказалась окружена «Западом» со всех сторон, за исключением, пока, юга.

Япония — самая западная из всех восточных стран; и действительно, та страсть, с которой она устремилась по пути научно-технического прогресса, специфически характерного для антитрадиционного духа Запада, подтверждает это. «Восточность» её осталась либо как декорация на экспорт, либо ушла вглубь. Понятно, что Восток и Запад это не географические наименования, а оценки духовного качества. В ХХ веке те страны, которые дольше всего не порывали связь с Традицией, такие как Индия и Китай, волей-неволей вынуждены подчиняться диктату «научно-технического прогресса». Духовные же и интеллектуальные элиты, по самой своей сути не вовлекающиеся в этот самый прогресс, просто уходят из поля зрения, становятся недосягаемыми. А на Западе как раз в это время возникает интерес к восточным религиям. Кроме искателей прибылей, туда устремился огромный поток туристов, искателей истины или каких-нибудь духовных достижений. Очевидно, однако, что они там получают лишь то, чего достойны, т.е. они встречают только потолок своих собственных представлений. Конечно, продуктивнее было бы в любом случае обращаться к истокам собственной духовной традиции. Как раз для России здесь возникают почти неодолимые трудности, поскольку в этом случае сразу же выставляется в качестве «исконной» традиции православие, именно оно теперь претендует на монополию в духовной жизни, как совсем недавно делал и большевизм. Но ведь оно отнюдь не является исконной традицией народов, населяющих испокон веку Россию, так же, впрочем, как и ислам. Самые разрозненные элементы Традиции можно встретить в так называемых языческих верованиях и обычаях, но они не сочетаются с теми элементами, которые вкраплены в доктрины и ритуалы мировых религий, а если и соединяются (например, замещением более древних имен и функций именами святых, принадлежащих этим религиям), то более глубокий смысл выветривается. Мало того, что православие было привито насильственными средствами, но оно было получено даже не из вторых, а из третьих рук, через самых ненадежных посредников. Разумеется, как любая монополия, оно борется всеми средствами, даже совершенно недуховными, против всякой критики, даже если она оперирует историческими фактами, «истинами факта», а не только рассуждениями. Причем, подобная ситуация с фактами и вообще свойственна мировым религиям. Они представляют собой лишь ограниченные варианты воплощения Духовной Идеи, ни одна из этих религий не может претендовать на полноту, как и вообще религиозная точка зрения является более частной, нежели чисто духовная и интеллектуальная. Во всяком случае, Россия в этом плане представляет собой поучительный пример тщетности обращения к чужой духовной традиции, в данном случае, иудаистской, ведь христианство есть ответвление именно от нее, а она в духовном плане является >западной. Н.Бердяев назвал ислам разросшейся сектой иудаизма, он мог бы это сказать и о христианстве на том же основании. И поскольку связь с собственной, исконной духовной традицией утрачена или насильственно прервана, то остается одна-единственная возможность — обратиться к духу места. Ведь этот-то дух, по крайней мере, не заинтересован в исторических и культурных «внушениях», искажениях и гипнозе, в которых бывают заинтересованы все отжившие культурные формы, в том числе и религиозные (поскольку они полностью принадлежат уровню культуры и социума, не превосходят его), как бывают заинтересованы вполне конкретные люди с вполне конкретными и даже материальными интересами.

Но не одна ведь Россия оказалась в такой ситуации. То же можно сказать и обо всем человечестве, ведь судьба России — это судьба человечества в миниатюре. Как Россия должна обратиться к духу места, так и все человечество, погрузившееся уже почти полностью в атмосферу контртрадиции, должно, видимо, обратиться к Духу Земли. Так, в начале поэмы Гете Фауст вызывал Духа Земли, правда, он это делал не совсем законными средствами. Иными словами, человечество должно занять не какую-то частную точку зрения, той или иной религии или идеологии, оно должно встать на точку зрения Земли. Конечно, говоря о духе места, мы ни в коем случае не имеем в виду проявления внешних особенностей тех народов, которые обитают в этом месте. Ни обычаи, ни религиозные мифы, ни какие-либо другие культурные формы не служат полномочными представителями этого духа. Скорее, наоборот, это непроницаемые экраны, от него отделяющие, и по ним можно судить лишь гадательным образом.
Фауст, этот идеальный тип западного человека, вызывал (совсем как начальник подчиненного!) с помощью магических формул Духа Земли, а когда тот появился, то западный человек чуть не умер от страха. Скорее всего, это был лишь посланник Духа Земли, так как в присутствии самого Духа Фауст просто бы сгорел дотла, но он не сгорел, а остался тлеть.
Современные религии слишком большой акцент ставят на «небесах» и, что самое удивительное, наука тоже устремилась в небеса, понятые, правда, как чисто материальный космос. Но «небо» человека — это центр Земли. Нострадамус, например, был похоронен головой вниз, т.е. по направлению к центру Земли. Дух Земли проявляется и присутствует во всей земной природе, жизнь в гармонии с природой и означала бы «встать на точку зрения Земли». Однако до настоящего времени человечеству этого сделать не удавалось. Почему? Да потому, что духовные сущности людей, живущих в настоящее время на Земле, несравнимо малы перед лицом энергетики и духовного уровня Земли. До тех пор, пока человек не сравняется с Землей по этому самому уровню (сейчас он только бездумно развязывает внешние для него энергии, совсем как известный ученик чародея) или, по крайней мере, сравняется по качеству своих энергий, все его лучшие намерения окажутся тщетными. В этом смысле ошибочность геополитики состоит в том, что, пытаясь «прочесть» поверхность Земли, ее теоретики не стоят на точке зрения Земли, а преследуют свои, чисто материальные интересы. Разумеется, такой поворот сделать, кажется, чрезвычайно трудно.

То, что определенной части современного человечества представляется «прогрессом», научно-техническим, в частности, нередко оборачивается еще большими проблемами, результатом «труда» может оказаться вскоре запустение на планете, а с духовной и энергетической (в смысле энергетики человека как живого существа), т.е. вообще с антропологической точки зрения является крушением: поезд пущен под откос, хаос «прогресса» только это и означает. Если бы человек ориентировался не на абстрактные небеса, не принимал бы посланников за богов, то, может быть, он был более чуток к проявлениям Духа Земли, который должен стать для него центральным ориентиром, тогда и духи мест не были бы к нему враждебны. Они были бы союзниками в деле продвижения человека по ступеням духовной иерархии, по сравнению с которой всевозможные выдуманные самими людьми иерархии и посвящения являются лишь дурной пародией.
Говоря о жизни в гармонии с природой, мы совершенно не имеем в виду из «беглецов» от цивилизации — это образцовые безнадежные попытки бегства от навязчивой исторической необходимости, при этом нельзя забывать, что данные персонажи демонстрируют сентиментальную реакцию на тот самый прогресс, а вовсе не интеллектуальную или духовную. К тому же идея природы в этом случае остается бессубъектной, но ведь: «Не то, что мните вы, природа…». Жить в согласии >с природой означает быть открытым для тех знаний, которые поступают непосредственно из ноосферы, иметь доступ непосредственно к космическому сознанию. Закрывается же сей доступ или открывается, во-первых, по воле высших сил, во-вторых, в соответствии с уровнем индивидуального сознания и, в-третьих, в той степени, в какой удалось одолеть эгоизм, т.е. «свихнувшуюся с ума самость», и только тогда слово «отсебятина» перестанет звучать как осуждение, говоря же научно, мышление перестанет быть авторитарным. Примером чуткого внимания к духу места и жизни в гармонии с природой может быть такой человек, который, если он идет в лес за дровами, прячет топор, чтобы не пугать и не травмировать деревья, а на дрова берет только сухостой, валежник или хворост. Тут же, конечно, последует возражение: разве можно миллиарды людей обогреть одним только сухостоем и хворостом? А что означает само это количество людей на Земле? В чем секрет этого пресловутого перенаселения и тесноты? Да это не что иное, как материализовавшееся распадение целостности человеческого сознания, материализовавшаяся шизофрения. По законам Божественной Вселенной Дух Земли, или ее тонкий план, «небеса», отзываются количественным ростом населения на непрекращающиеся в течение последний 10 тысяч лет войны и убийства. «Небеса» так восполняют увеличивающийся информационно-энергетический дефицит Земли, ведь для них каждое убийство есть сигнал бедствия, запрос через посредство жертвы, ведь жертва (то есть убийство) и есть обращение к небесам.

Глобалисты видят проблему в перенаселенности планеты и свою цель в едином управлении всем населением, однако для того, чтобы был возможен такой действенный центр, нужна именно критическая масса; более вероятно, если даже эта критическая масса будет достигнута, очень быстрое сокращение численности человечества, так что на поверхности Земли будут встречаться лишь редкие разрозненные поселения, а человечество распадется на множество очень малых образований, которые нельзя даже назвать государствами. Конечно, в настоящий момент это себе представить трудно.
Для Запада Россия — Тартария (так она называлась на старинных картах, т.е. потусторонний мир, ничто), для Востока — она просто холодное пространство, Север, нечто неизвестное. Для всех она оказывается чем-то таким, что не вмещается в привычные схемы понимания, чем-то вроде моста вдоль реки или ворот посреди пустыни, за проход через которые, вдобавок, надо платить пошлину.
Но именно поэтому в судьбе России заключена разгадка судьбы всего человечества, и то, что будет с Россией, будет со всем человечеством. Иными словами, именно на просторах России надо учиться жить в гармонии с природой, в единении с Духом Земли; возможно, это будет только после окончательного распада христианства, который неизбежно произойдет, о чем и сами христиане прекрасно осведомлены.
Современный западный человек считает, что никакой другой природы, кроме как объекта изучения наукой физикой или наукой химией, нет; природа — это для него то, чего его руки еще не коснулись и где именно его нога еще не ступала, не зависимо от ступания и касания кого-либо еще. Точнее говоря, для него к «природе» относится все, что не включается в его техническую деятельность и, уже поэтому, более примитивно в его глазах; для него это не более чем сон сознания, сон разума. Поэтому самым первым возражением против очевидного требования жить в гармонии с природой выдвигается большое количество населения Земли, которое без применения современных технологий невозможно обеспечить необходимыми средствами к существованию. Но ведь, во-первых, именно развитие по пути совершенствования технологий и привело к неуправляемому росту населения, причем технология всегда не успевает догнать провоцируемые ею же потребности населения. Во-вторых, в человечестве утрачены, за исключением войны, все иные способы, какими другие популяции регулируют свою численность. Так, во времена крестовых походов и ранее, при так называемом переселении народов, «лишние люди» под разными предлогами (например, отвоевать гроб Господень) вытеснялись из освоенных ими мест обитания. Этот прием регуляции численности того или иного вида известен и в так называемой дикой природе, так, например, крысы отправляются под предводительством самого «харизматического» вожака в дальние походы, когда в их местах обитания возникает перенаселение. И, наконец, в-третьих, что представляет собою по своей сути с духовной точки зрения перенаселенность, или «царство количества», по выражению Р.Генона?

Как мы уже говорили, неограниченный прирост населения — это тоже своего рода материализованная шизофрения человеческого сознания, единство которого, т.е. высшие принципы, ушло из поля зрения современного человека. Вся борьба за руководство этим рассыпающимся в материализации сознанием, т.е. борьба за власть, составляющая каркас видимой истории человечества, >представляет собой борьбу семейств параноиков или кланов.
Разумеется, никаких рецептов для такого, даже не раздвоенного, а размноженного сознания относительно того, как жить в согласии с природой, дать невозможно. Но можно встретить примеры чуткости к голосам природы, выраженной в народных приметах и в том, что сейчас называют суевериями, но что в действительности является редуцированными вкраплениями некоего древнего знания (на самом же деле, суевериями полно как раз современное сознание, называющее себя научным, продвинутым и прогрессивным). Разумеется, абстрактные религии, а таковыми является большинство современных религий, относятся к подобному знанию враждебно и в сфере духовного знания хотят быть монополистами. Но чтобы владеть такими знаниями в полноте, надо обладать не только верой и чувствами, но и соответствующим интеллектом, не сводимым и не тождественным рациональному. Правда, это не касается впрямую отношения к природе и к Земле. Но разве современный разум это не «обрезание» духовной связи с Землей, превратившее духовный интеллект и интуицию в плоский научный рассудок, в «ученый разум» Фауста, который в страхе отшатнулся от Духа Земли и предался упражнениям в незаконной (т.е. узурпированной с помощью внешней магии, коей и является наука) и, к тому же, иллюзорной власти над силами природы?

Напротив, власть Духа Земли открывает перед человеком безграничные возможности. Как сказал автор одной священной книги о герое другой священной книги: «Если бы у него была вера, то он мог бы ходить не только по воде, но и по воздуху». Все посланники, из слов которых впоследствии люди складывали свои религии, на деле лишь указывали ориентиры на пути, по которому следовало бы идти, они не могли раз и навсегда дать правила жизни, ситуации которой непредсказуемы. Ходить по воде, а потом и по воздуху, надо полагать, вполне для человека возможно, как даосы летали «верхом на ветре», надо для этого научиться включать в работу те чакры, которые находятся под ступнями ног. Земное притяжение — вот что следует осознать, об этом, в данном случае, говорят посланники. Но преодолевать его не с помощью громоздких и зловещих железок, забрасываемых в небо, как это делает современный научный разум, а найти гармоничный для Земли и человека способ. Обычным современным людям, сознание которых почти полностью блокировано материальными потребностями их физических тел, эти возможности кажутся чудесными.

Итак, в геополитике есть внешний аспект, но есть и скрытый, оккультный, для постижения которого мировые религии в их современном состоянии не имеют никаких средств, поскольку сами стали средствами и инструментами мировой политики. Интересно, что между Японией и Россией существует какая-то обратная симметрия: замкнутое, островное положение первой и, напротив, раскрытое во всех направлениях, слабо связанное коммуникациями пространство второй, ориентированность вовнутрь, с одной стороны, и ориентированность вовне, с другой. Японцы, хотя и перенимают все из внешнего мира, но все иностранное считают ниже и недостойней своего; напротив, русские перенимают как бы не ради себя, а ради внешней оценки, при этом все местные особенности и там и тут служит лишь декорацией <3>.Поэтому совершенно напрасными кажутся надежды на духовное возрождение России путем довольно внешнего, даже, по существу, эстетического оживления оболочки обновленной религиозности, этой «золотой бахромы на нищенском рубище», пришедшей на смену достаточно долгому атеизму.
Но, видимо, и на другие мировые религии надежды напрасны. Кажется, что их время прошло вместе с тем миром, для которого они создавались. Закончилась эпоха империй, которым эти религии, в своем принципе, соответствуют, она закончилась, несмотря на видимую активность в направлении строительства империй западных центров власти. Мировые религии предполагают мировое же господство, это с геополитической точки зрения панидеи, о которых писал К.Хаусхофер, хотя идеи более живучи, чем соответствующие политические формы, они вообще не синхронны в линейном историческом времени, что не отменяет соответствия. В своей книге «Царство количества и знамения времени» Р.Генон пишет, что вслед за «окаменением» материалистической эпохи приходит «распыление», т.е. все эти «окаменелости» рассыпаются в прах. Это эпоха хаоса, где смешиваются все остатки и осколки от прежних иерархических структур, а всякая организация с претензиями на что-нибудь «мировое» непременно иерархична, против чего эгалитаризм и демократизм, присущие антитрадиционному духу, выступают явным образом, т.е. работают на распыление.

Геополитика ХХ века противопоставляла островные и континентальные страны. Всякое противопоставление скрывает за собой какой-нибудь интерес и преследует >чью-то выгоду. Создатели геополитических теорий — это англичане и немцы, выразители интересов тех кругов в своих странах, которые стремились к расширению границ, к созданию или укреплению империй. Кто владеет сердцем континента, тот владеет миром, — это первый лозунг геополитики. Понятно, что сердце континента, сердце земной тверди, так сказать, есть Россия. Если не удается это овладение военным путем, то пускаются в ход и все другие средства: экономические, психологические, идеологические, оккультные, всякие. При всей хитроумности и всем лукавстве, сопровождающих эти невидимые военные действия, империи все равно не создаются, точнее, они начинают распадаться, как только возникли. Для России тоже является пагубной идея империи, т.е. возрождение отживших свое, несоразмерных времени иерархических структур, нацеленных на расширение государства, ведь потенциально, в идее, империя всегда мировая. Эти идеи мировых империй — а они возникают периодически в разных точках мира, — суть ветхие одежды старой геополитики, которая бы, вообще говоря, должна была быть политикой человечества ради Земли (Гео — Земля), а не политикой раздирания земной «одежды», т.е. поверхности, ради недостижимой цели. Целью же Гео-политики должно быть согласование действий человека с Землей.

Вообще, политика, принимая в качестве своей главной категории борьбу за власть, полностью отступает от своей настоящей задачи. Как известно, полис — это город. Первый известный европейский трактат с названием «Политика» (Аристотеля, а до этого была не «политика», а размышления Платона о законах, о государстве) посвящен государственному управлению и принципам общежития в этом полисе, т.е. речь шла о городском управлении. Аристотелю мы обязаны этим акцентом на управлении, на власти и на формах власти. Но, если посмотреть «в корень», а именно в корень данного слова, то «полис» означает «много», т.е. это место, где живет много людей. Следовательно, политика имеет дело с множеством и даже просто количеством, предмет политики — царство количества. А современная цивилизация как раз и началась с этих самых греков и их полисов, правда, взошла она на иудейских дрожжах (в Евангелиях иудеев называют «закваской», «солью земли» и пр.).
Города, если это не были города мертвых, всегда создавались пришельцами; местное население либо почти полностью уничтожалось (так индейцы были фактически уничтожены самой западной из всех западных стран, США, при ее становлении), либо практически превращались в рабов (как илоты в Греции и крепостные крестьяне в России); в России при становлении государства князья собирались как на войну, отправляясь за данью с местного населения, «в полюдье». Россию на Западе называли «Гардарики», т.е. города, городки. Но на самом деле эти «гардарики» были форпостами западных и скандинавских стран (корень этого слова: «охранять»), разрыв между местным населением и пограничными постами Запада на территории России, превращающимися в города, лежит очень глубоко, это не только разница в укладе жизни.
Город есть такое скопление людей (царство количества), в котором «политика» как внутри самого этого количества, так и вовне, всегда реализуется через власть как насилие. Внутри — поскольку разнородные пришельцы (яркий и известный в истории пример разнородности — основание Рима, но по тому же типу возникали многие древние города) приносили с собой военно-разбойничий строй взаимоотношений, ведь они оказывались осколками от почти забытых (или потерянных по дороге) прежних традиций. Эти осколки не прилаживались друг к другу, а напротив, дробились общими для всего города законами, создаваемыми уже специально. Солон, как известно, навязав грекам свои законы, заручившись заранее клятвами, что они будут эти законы исполнять, тут же уехал из Афин, чтобы афиняне его не побили. Вовне, по отношению к местному населению власть также оборачивается насилием, т.е. принудительным трудом. Так что под таким давлением и местное население не могло сохранить связь с духовной традицией. Одним ударом разрушается всякая традиция и парализуется подлинная духовная жизнь в согласии с духами места. Все это характерно и для России.

Города древних стран — это резиденции царей, власть этих царей опиралась не на насилие, а на духовный авторитет и магические знания, и они своей собственной жизнью отвечали за жизнь и благополучие своих подданных. Символический жест, явление царей-магов к колыбели Иисуса с символическими же дарами означает конец законной царской власти, ее отдали, от нее таким способом отреклись, она лишилась духовного авторитета и магической силы, с этого момента она вынуждена прибегать к насилию. С этого момента все цари — захватчики и самозванцы, и они предпочитают быть императорами. С иерархической точки зрения, это означает

Просмотров страницы: 299