Рубенс, «Венера и Адонис». Адонис или горицвет?
Венера влюбилась! Да еще как! Бросила все:
Смертным пленясь, покидает она побережье Киферы.
Ей не любезен и Паф, опоясанный морем открытым,
Рыбой обильнейший Книд, Амафунт, чреватый металлом...
Мотается за своим возлюбленным:
На небо тоже нейдет; предпочтен даже небу Адонис.
С ним она всюду, где он.
Носится с ним везде, вместе с ним охотится:
С ним по горам и лесам, по скалам блуждает заросшим...
Псов натравляет сама...
Даже облик свой изменила – одевается, как богиня охоты Диана:
С голым коленом, подол подпоясав по чину Дианы.
Надо отметить, что охотились они (Венера и Адонис) на дичь, которая убегала, а не нападала. Эта деталь характеризует нашего героя – он не настолько храбр и силен, чтобы связываться с хищниками. Юноша скорее изнежен, чем мужествен.
Венера его наставляет:
«Быть храбрым с бегущими должно, –
Юноше так говорит, – а со смелыми смелость опасна.
Юноша, дерзок не будь, над моей ты погибелью сжалься!
Не нападай на зверей, от природы снабженных оружьем...
Молнии в желтых клыках у жестоких таятся кабанов,
Грозно бросается в бой лев желтый с великою злостью...
Их ты, о мой дорогой, а с ними и прочих животных,
Не обращающих тыл, но грудь выставляющих в битве,
Всех избегай».
Ей не нужна сила, мужественность, храбрость. Ей нужна красота, любовь, ласка:
... тенью своей приглашает нас тополь соседний;
Ложе нам стелет трава. Прилечь хочу я с тобою
Здесь, на земле!» И легла, к траве и к нему прижимаясь.
И, прислонившись к нему, на груди головою покоясь...
(Овидий, «Метаморфозы»)
Адонис безразличен: не он добивается, его добиваются. И действий у него никаких. Он вроде и присутствует, и как бы его нет: ни слова, ни полслова. Эта странность была подмечена Вильямом Шекспиром. В его истории Адонис хоть что-то говорит...
Едва лишь солнце, лик явив багряный,
С зарею плачущей простилось вновь,
Охотиться Адонис стал румяный:
Любил он травлю, презирал любовь.
Его, спеша, Венера настигает,
Как волокита дерзкий, обольщает
И говорит: «О, лучший цвет полей,
Меня прекрасней втрое, несравненный,
Румяней роз, белее голубей,
Укор для нимф, прелестней плоти тленной;
Природа предрекла, создав тебя:
Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя».
Это – словесное вступление. А дальше – Венера переходит в атаку:
Тут, влажной завладев его рукою,
Сил воплощеньем жизненных, она
Целебной для богинь росой земною
Ее зовет, дрожа, возбуждена.
Желанье множит силы опьянелой:
Его с коня она срывает смело.
В одной руке ее была узда,
И привлекала юношу другая...
Требуется некоторое пояснение к словам «Целебной для богинь росой земною Ее зовет...»: влажность руки (по понятиям тех еще времен) знаменовала обилие жизненных сил. «Желанье множит силы опьянелой» – опьянелой от чувств.
Что делает Адонис?
Краснеет он с досады и стыда,
К такой игре охоты не питая.
Ни в легенде, ни у Шекспира нет и намека на то, что Адонис был любовником какого-либо мужа (или наоборот). Просто – он холоден:
Она, как уголь пламенный, красна,
Он красен от стыда, но кровь хладна.
А Венера идет напролом:
На сук обломанный вмиг намотала
Венера повод (как любовь спешит!);
Привязан конь; она стараться стала
Связать и всадника, что с ног уж сбит,
Как бы сама хотела быть им сбитой.
И вот, она добилась своего:
Лишь он упал, простерлась и она;
Им были локти, бедра их опорой.
Вот треплет по щеке его, нежна;
Он хмурится, браниться стал, но скоро
Ему смыкает поцелуй уста:
«Браниться будешь, не откроешь рта».
Она просто ненасытна:
Как перья птицы, мясо клювом рвет
Терзаемая голодом орлица
И, поглощая все, крылами бьет,
Пока не стихнет голод или птица, –
Так лоб она целует, щеки, бровь,
И, только кончит, начинает вновь.
И вновь продолжается бой:
Так в зной не жаждал путник свежих вод,
Как жаждала она своей услады:
Спасенье видит, но его неймет;
Пылает вся среди речной прохлады.
«О, сжалься, – восклицает, – мальчик злой!»
Адониса не расшевелить. Она снова докучает ему:
«Иль стыдно целовать? Зажмурься снова,
И я зажмурюсь – станет ночь тотчас:
Двоих лишь услаждать любовь готова;
Играй же смело – не увидят нас...»
Адонис устал, он хочет уйти. Венера бросает ему упрек:
«Нет, ты не муж, хоть мужествен на вид:
Муж и без просьбы ласками дарит».
И вновь она пытается его соблазнить своими прелестями:
«Я – сад, ты – мой олень; ищи услады,
Где хочешь, – на горе и под горой.
Когда ж холмы тебя не утоляют,
Спустись туда, где родники пленяют.
В пределах этих мало ли услад?
Прелестный дол, высокая равнина,
Холмы округлые, а в дождь и в град
Тебя укроет в зарослях ложбина».
Адонис никак не загорается:
Уходит время, прочь стремится милый,
Из рук ее он рвется, как из пут.
«О, сжалься! Приласкай!» – она взывает;
Но, вырвавшись, к коню он убегает.
Адонис уходит, Венера улетает. На Адониса нападает кабан, ранит его. Венера спешит назад, но поздно.
Венера взглянет – бледен милый рот;
Руки коснется – та похолодела;
И на ухо шептать ему начнет,
Как будто внемлет скорбной речи тело;
Она поднимет веки милых глаз:
Там – две звезды, чей свет, увы, погас!
Два зеркала, в которые Венере
Глядеться приводилось столько раз,
Утратив дар, им сродный в высшей мере,
Не отражают ничего сейчас!
«О диво! – молвит. – Этот мир ужасен;
Ты умер в нем, а день, как прежде, ясен».
Смерть Адониса выглядит несколько иначе в «Метаморфозах» Овидия:
Тут из берлоги как раз, обнаружив добычу по следу,
Вепря выгнали псы, и готового из лесу выйти
Зверя ударом косым уязвил сын юный Кинира.
Вепрь охотничий дрот с клыка стряхает кривого,
Красный от крови его. Бегущего в страхе – спастись бы! -
Гонит свирепый кабан. И всадил целиком ему бивни
В пах и на желтый песок простер обреченного смерти!
Венера, которая еще была в полете, возвращается:
С упряжью легкой меж тем, поднебесьем несясь, Киферея
Не долетела еще на крылах лебединых до Кипра,
Как услыхала вдали умиравшего стоны и белых
Птиц повернула назад.
Она в горе – любимого больше нет в живых:
С высот увидала эфирных:
Он бездыханен лежит, простертый и окровавленный.
Спрянула и начала себе волосы рвать и одежду,
Не заслужившими мук руками в грудь ударяла,
Судьбам упреки глася...
Она обращается к царице подземного царства Персефоне:
«Но не все подчиняется в мире
Вашим правам, – говорит, – останется памятник вечный
Слез, Адонис, моих; твоей повторенье кончины
Изобразит, что ни год, мой плач над тобой неутешный!»
На картине Рубенса – расставание. Адонис пытается уйти. Венера обхватила его за шею, сцепила руки. Амур тоже против: виснет на Адонисе, ноги Амура болтаются в воздухе. Адонис пытается снять с себя руку Венеры (такое впечатление, что колесница служила им ложем, и Адонис, пытаясь уйти, буквально на себе вытянул Венеру из колесницы).
Рядом с Адонисом – собаки: две борзые, а третья, которая угрожающе смотрит с полотна, – вероятно, гончая Тальбота; этой породы уже нет.
На полотне Рубенса «Венера оплакивает смерть Адониса» Венера сидит в изголовьи. Рядом – три женские фигуры. Скорее всего, парки – богини судьбы. Амур в отчаянии снимает с себя колчан со стрелами. На черном фоне проступает зловещая морда не то медведя, не то волка (слева от фигуры Венеры). Венера разговаривает со своим возлюбленным, как с живым:
«Кровь же твоя обратится в цветок».
(Овидий, «Метаморфозы».)
И здесь происходит чудо:
Тут отрок, что пред ней лежал убитый,
Как легкий пар, растаял и пропал;
Из капель крови, на землю пролитой,
Возник цветок, лилейно бел и ал,
Ланиты бледные напоминая,
Чью белизну кропила кровь, пятная.
(Шекспир, «Венера и Адонис»)
Цветок «адонис» (или горицвет) – память о любви богини к смертному.
Может быть, во времена Шекспира адонис выглядел по-другому. А может быть, поэт пожертвовал прозой жизни во имя поэзии.
Рубенс. «Венера и Адонис»
Рубенс. «Венера оплакивает Адониса»
Автор: Бopиc Poxлeнкo
Просмотров страницы: 365
| 
